ARGENTUM

Гость

Нетерпеливый педагог

gost_vasilev_december2019_1000x600_1

Легенда балета Владимир Васильев – о личных отношениях, силе драмы в балете, бразильской школе и современной танцевальной культуре

Фото: Светлана Андрюхина, Анна Клюшкина

– Балет плотно интегрирован в моду: балерины снимаются в рекламе, а дизайнеры создают для них костюмы. Многим запомнились кожаные пачки, которые сшил Игорь Чапурин для постановки в Большом театре. Как вам такие коллаборации?
– Я, к сожалению, не видел эту работу Игоря Чапурина, но знаком со множеством примеров такого сотрудничества. И я за, главное, чтобы все то, что мы делаем, жило в гармонии с красотой. Почему все работы Франко Дзеффирелли так хороши? Франко всегда повторял: «Я  люблю красоту и во всем, что делаю, стараюсь ее найти». На пресс-конференции перед премьерой «Аиды»16+ в «Ла Скала» он так и ответил журналисту, когда тот пытался поддеть его вопросом, почему у Дзеффирелли всегда все красиво.
– Балет – это даже не стиль жизни, а судьба человека, которую он кладет на алтарь. Как вы с супругой смогли пронести любовь сквозь тернии балетной жизни?
– Мы отличались по темпераменту: Катя – стайер, а я – спринтер. Мне было достаточно понять, что хотел сказать хореограф в самом начале, и я сразу переходил к танцу. Кате же требовалось время, чтобы осмыслить и усвоить движения, сложить их вместе с музыкой, и этот процесс у нее продолжался гораздо дольше, чем у меня.
– Конфликты из-за этого случались?
– Постоянно. И, когда мы ругались и выходили из зала, люди думали, что мы больше никогда не встретимся. Но обидные вещи между любящими людьми быстро забываются. Так было и на сцене, и в жизни. Кроме любви нас удерживало вместе то, что мы одинаково смотрели на общечеловеческие ценности: благодаря родительскому воспитанию и образованию. Нам было интересно делиться друг с другом увиденным, хотя мнения часто расходились. Мне даже кажется, мы надоели бы друг другу, если бы во всем были похожи. Кате почти всегда нравились постановки в драмтеатре, меня редко что-то впечатляло. Представляете, какие бурные обсуждения мы устраивали дома после просмотра?!
– Какую ценность имело для вас тогда и сейчас письмо Екатерины Максимовой, лежащее в основе фильма «Катя. Письмо из прошлого» 16+?
– Тогда это были слова любви и поддержки, а теперь письмо воспринимается гораздо глубже и острее, потому что ее уже нет. Может быть, в этом главная особенность исторических документов: с годами их ценность возрастает.

 

Мне не нравятся спектакли, где за актером я вижу режиссера. Спектакль становится неинтересен, а актер — неубедителен. Ценно, когда артист живет в кадре или на сцене

– Как сегодня стоит вопрос возраста в балете?
– Как и раньше, пенсионный возраст балетного артиста начинается после двадцати лет работы. Но раньше многие продолжали танцевать другие партии, так как драматический балет предполагал много разновозрастных ролей: королей, матерей, отцов, чародеев и так далее. Сегодня в 38 лет, наверное, труднее найти работу танцовщика, и для многих это драма.
Помню, я и сам когда-то протестовал против драматического балета. Мне казалось, что все устали от трех- и четырехактных спектаклей с множеством пантомимы, нужны короткие действенные постановки. Но отличие русской культуры балета от других стран в том и заключается, что наш танец тесно связан с литературой, живописью и другими видами искусства. Не танец ради танца, а танец, который включает в себя, в том числе, и драматическое искусство. И это была эпоха величайших исполнителей. В постановке Александра Радунского «Конек-Горбунок» 6+ царь в его исполнении не танцевал в привычном понимании балета, но танец был в каждом его движении, каждая пора дышала танцем. Это было явление.
– Парадокс: сначала артист балета стремится стать премьером, а после ухода из театра ощущает свободу. Игра стоит свеч?
– У всех по-разному происходит. Те, для кого главным в жизни была только сцена Большого театра, после вынужденного ухода часто оставались в пустоте. Конечно, вся наша жизнь проходила в театре: домой приходили только поспать, а рано утром – к балетному станку. Но я никогда не жил одной сценой, всегда находил время для занятий живописью, скульптурой, спортом, дружил с художниками, драматическими актерами, врачами, – в основном людьми не из балетной среды. Что не только не мешало, а помогало основной профессии танцовщика и хореографа, а потом режиссера и художника. Поэтому моя творческая деятельность никогда не прерывалась.

 

gost_vasilev_december2019_1000x600_2

Балет «Икар», 1971 год. Икар — Владимир Васильев, Эола — Екатерина Максимова.

– Вы преподаете балетное мастерство?
– Преподавать никогда не мог – я нетерпелив. Педагог изо дня в день должен говорить одни и те же фразы: вытяни подъем, колено, мягче плие, слушай музыку и так далее. Это само собой разумеется, необходимость, но повторять это постоянно для меня мучительно. А «учитель» в общем понимании, человек, который передает свои знания молодым и внимающим артистам и хореографам, меня увлекает. И хотя я не даю уроков, коллеги говорят, что мои репетиции – всегда уроки мастерства: и технического, и актерского.
В профессии хореографа важно, чтобы танцовщик и хореограф достигли взаимопонимания и взаимодействия. Как мне кажется, это было у нас с Юрием Григоровичем. Почти все его великие спектакли прошли со мной и Катей. Появлялось ощущение, что я начинаю мыслить и чувствовать, как он. Артист становится как бы соавтором. Когда сам ставлю спектакли, люблю работать именно с такими людьми.
Для меня музыка при постановке важнее всего. Исполнитель должен видеть ее так, как видит хореограф. Не слышать, а именно видеть. Музыка должна в нем петь, и тогда зритель будет жить чувствами и мыслями его героя.
– Чем измеряется уровень балетной школы?
– И культурным наследием, и талантом, и образованием педагогов, и множеством других факторов.
– Вы открыли балетную школу Большого театра в Бразилии. Какие успехи? И какую культуру привнесли бразильцы?
– В этом году школа Большого театра, расположенная в городке Жоинвилль в провинции Санта-Катарина, отмечает двадцатилетие. В ней преподают и современную, и классическую хореографию. Успехи замечательные. Лучшие ученики школы стали лауреатами международных конкурсов. Многие из них работают по всему миру, в том числе в России, ведущими артистами, шестеро выступают в Казани. Бразильцы по природе своей очень танцевальны.
Иногда я думаю, что даже если бы я совсем ничего не достиг как танцовщик, а только открыл бы эту школу, уже мог бы гордиться сделанным в профессии и в жизни.
– ТВ‑проекты за последние годы сильно популяризировали танцевальную культуру в России. Как вы оцениваете это явление?
– До развала СССР балет был неимоверно популярен. Все рухнуло с распадом страны. Сегодня на телевидении бесчисленные конкурсы и шоу. Конечно, они привлекают зрителя, но несут развлекательную функцию, а значит, кратковременны. А мне бы хотелось увидеть на теле-экране не только шоу, но также интересные спектакли талантливых авторов, сделанные и снятые специально для телевидения в традициях русского балетного театра.

 

Но я никогда не жил одной сценой, всегда находил время для занятий живописью, скульптурой, спортом, дружил с художниками, драматическими актерами, врачами, – в основном людьми не из балетной среды

– Есть мнение, что балерина сможет станцевать современную хореографию, а современный танцовщик не станцует балетную.
– В принципе, да. Не все артисты универсальны. Подготовка профессионального классического танцовщика – сложный и многогранный процесс, включающий в себя разные направления танца. В идеале он должен их знать и уметь практически все.
– Хореограф Пина Бауш говорила: «Меньше всего я интересуюсь тем, как люди двигаются, меня интересует, что ими движет». Что для вас самое важное в танце?
– Нас в школе всегда учили: в искусстве важно, что ты доносишь до зрителя, какой смысл вкладываешь. Это аксиома. Но со временем я понял: говорить языком танца можно о чем угодно, куда важнее, как ты это транслируешь. Верх совершенства – соединение «что и как»! Ведь даже технически грамотный и интересный танец не войдет в душу, если не имеет смысла. Мне сложно смотреть такие постановки.
– Много бессмыслицы?
– Да, бессмыслицу не люблю. И еще мне не нравятся спектакли, где за актером я вижу режиссера. Спектакль становится неинтересен, а актер – неубедителен. Ценно, когда актер живет в кадре или на сцене и создает ощущение, что именно он – автор создаваемых им образов. И это уже вопрос органики в целом. Но таких талантов, увы, не так много.

Оставьте комментарий

Оставить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.

Наверх